Послушник - Страница 62


К оглавлению

62

Второй специалист преподавал мне «марсельскую забаву», шоссон. «Мягкая туфля» пожаловала к нам с юга, от моряков, рыбаков и контрабандистов. Шоссон гораздо ближе к тому рукопашному бою, каким я занимался в двадцать первом веке. Можно не только молотить противника кулаками, но даже пинать в живот, грудь и голову. Третий из учителей, тот самый приезжий, который все время болезненно морщился и с недоверием оглядывался на отца Бартимеуса, будто подозревая какой-то подвох, а тот лишь утвердительно качал головой и, словно невзначай, подбрасывал на сухой ладони увесистый кошелек, так вот, именно он научил меня работе с предметами.

Трость и веник, скамейка и стул, ведро и кружка – в его умелых руках все обращалось в смертельную угрозу. Как некий злой волшебник, он мигом превращал любой мирный предмет в жаждущего крови оборотня. Он же преподавал такие темы, как «один против нескольких», «безоружный против вооруженного» и «связанный против свободного».

Все на свете рано или поздно кончается, иначе жить было бы просто невыносимо, окончилось и мое учение. Памятное событие произошло нежданно-негаданно, без малейшего предупреждения. В честь достойного окончания никто не откупоривал игристое вино из Шампани, не доставал из дальнего подвала запыленную, в мохнатой паутине бутыль из города Коньяк, забыли и про весьма достойные изделия из Бордо. В общем, даже сидра на дорожку не налили.

В своей обычной иронической манере отец Бартимеус замечает:

– Хватит валять дурака, пора заняться настоящим делом. У тебя рожа скоро станет шире плеч.

– У меня? Да вы посмотрите на некоторых из своих монахов, – резонно указываю я.

Кто спорит, иссохших и тихих среди монахов раз-два и обчелся, в основном тут обитают мордатые широкоплечие личности. С другой стороны, так и должно быть, ведь монахи наравне с солдатами защищают аббатство, да и вообще, католичество – религия наступательная, а не капитулянтская. Святых, что годами не моются, едят акрид с медом и по полгода не слезают со столпов, здесь попросту не поймут. Вот если бы те подвижники без остановки метали тяжелые камни со стен на головы атакующим, их мигом прижали бы к груди и поприветствовали братским поцелуем.

– Сын мой, – укоризненно замечает наставник, – не время прятаться за хилую спину нашей матери-церкви. Пора грудью выступить на ее защиту!

– Что я должен делать?

Вот это правильный вопрос, поскольку наставник одобрительно кивает.

– Робер, – торжественным тоном говорит отец Бартимеус, – готов ли ты выполнить первое задание?

– Да, мой генерал, – бодро рапортую я.

– Тогда слушай, и слушай внимательно. Милях в тридцати к югу, по ту сторону Луары лежит…

Глава 2

1427 год, свободные территории к югу от Луары: сезон охоты на крупного зверя.


– Деревня Пулак, добрый господин, – с достоинством кланяется пастух.

Я вежливо киваю в ответ, не пристало мирному послушнику, собирающему редкие лечебные травы, вести себя заносчиво. Яркое весеннее солнце пышет жаром, как огнедышащий дракон, зелень на деревьях и кустах сочная и пышная, а травы и цветы вымахали до пояса. Где-то на горизонте мелькают облака, но далеко, далеко. Неказистый мул подо мной мерно топает по пыльной дороге, размеренно мотает головой, отгоняя назойливых мух, слабый ветерок им не помеха. Мы мирно путешествуем по обочине без всякой спешки. Каждый новый человек в здешних глухих местах – целое событие; нет никаких сомнений, что в деревне прибывшего из дальнего монастыря послушника тщательно обсудят и разберут по косточкам. Все видевшие меня должны сходиться в одном: вот человек, безобидный во всех отношениях.

Ни капли волнения не отражается на невозмутимом лице, внутри же я напряжен, как тетива лука. Долгожданный экзамен, какого я так опасался, все-таки наступил. Отсутствуют строгие экзаменаторы, облаченные в рясы тонкого сукна и дорогие доспехи с изящной золотой и серебряной насечкой. Нет нужды преодолевать пресловутые «коридоры смерти», сражаясь с людьми, боевыми манекенами и собственными страхами. У молодой, бурно развивающейся Европы не хватает времени на подобные благоглупости, эти игрушки хороши для стареющих восточных царств, у нас главное – результат.

Потому меня взяли за шкирку и бросили в настоящее дело, где убивают и умирают. Даже если не справлюсь, не беда. Пришлют более опытных дознавателей, те быстро наведут порядок. Больше всего я страшусь показаться неумехой. Нет, все что угодно, только не это! Я твердо намерен разбиться в лепешку, но найти таинственного монстра, пусть для этого мне самому придется выступить живцом.

Дело, порученное мне для расследования, довольно простое: в радиусе двух лье от деревни Пулак вот уже в течение года пропадают дети. В мысленно очерченном круге, где центром является несчастная деревня, расположилось еще три поселения, но в каждом из них исчезло всего по два-три ребенка. Основная же масса пропадает здесь, в этом тихом сонном селении.

Началось все с пятилетней Сесиль, последняя жертва – одиннадцатилетний Жермон, исчезнувший неделю назад. Итого – тридцать пять детей. Многовато даже для крупного мегаполиса, но в жизни, как говорится, всякое бывает. Объединяет все случаи две детали: первая – нет никаких свидетелей исчезновений, в некоторых случаях дети пропали буквально на глазах у родителей, вторая – ни растерзанные тела, ни даже клочья одежды так и не найдены.

В деревнях нарастает паника, несколько раз крестьяне устраивали облавы на шныряющих по округе бродяг, истребили пару семейств обитающих в лесу волков, но лучше не стало. Обращались за помощью к сеньору, благородному шевалье Анже Визани, но устроенное им разбирательство оказалось безуспешным, а выделенные для патрулирования воины так и не смогли ничего добиться. Расположенный в десяти лье монастырь францисканцев дважды присылал в деревню опытных священников и экзорцистов, те в недоумении удалились, не найдя для себя работы. Что ж, по-моему, так намного честнее, чем схватить первого подвернувшегося под руку, спалить на костре и громогласно объявить о закрытии дела.

62