Убежище сатанистов разгромлено, ядро секты физически уничтожено. Вряд ли поклонники Рогатого рискнут вновь орудовать на засвеченной территории, побоятся. Кроме того, я считаю, что местный сеньор должен знать имя спасшегося, вряд ли шевалье Анже Визани совсем не в курсе происходящего.
Отец Бартимеус без труда сможет выяснить нужные ему детали, благо инквизицию пока никто не отменял. Вдобавок я видел лицо спасшегося, пусть несколько секунд и издали, но опознать всегда сумею. Так что последнему из дьяволопоклонников не уйти, не скрыться. Достанем везде!
Прошел еще час, все так же мирно чирикали птицы, полыхало в синем небе беззаботное солнце, а насекомые жужжали даже яростнее, чем прежде. Наверное, проснулись и вошли в пик формы. Словом, все при деле, один я изображал ихтиандра. Только я собрался перестать валять дурака и вылезти на берег, как раздался треск кустов и приближающийся топот. Несколько человек в серых с черным камзолах особо не раздумывая попрыгали с берега в воду, явно планируя переплыть реку.
Издали доносятся частые резкие щелчки и сухой шелест стрел, какое-то мгновенье, и невесть откуда взявшиеся люди замертво рушатся в текущую воду, двоих подбили как уток, на лету. Тут же берег наполняется всадниками на хрипящих конях, гомоном и довольными похвальбами. Прислушавшись, понимаю, что в сети к охотникам попал пробиравшийся неподалеку отряд англичан. Тех, кому чудом удалось вырваться из яростной сечи, выгнали прямо на засевших в засаде арбалетчиков. Теперь даже последнему оруженосцу ясно, откуда растут уши и кто напал на любимого сеньора.
– Проверить и добить! – рявкает сзади повелительный голос.
С веселыми прибаутками столпившиеся на берегу арбалетчики всаживают в каждую жертву еще по несколько стрел. Затем самого юного посылают вытаскивать трупы, что тот и проделывает с немалыми жалобами и стонами, торопясь побыстрее очутиться на берегу. Арбалетчики собирают стрелы, попутно обшаривают карманы, срывают кольца и цепи. Я ежусь, теплая, как молоко, вода отчего-то кажется ледяной. Выходит, охотники сидели в засаде где-то рядом. Интересно, кто эти бедолаги, что попались в ловушку вместо меня?
Один из мертвецов, отнесенный вялым течением совсем близко к убежищу, вдруг дергается, приподнимая голову, мутные от боли глаза невидяще глядят на меня. Я стискиваю кулаки, в ушах до сих пор стоит сочный хруст, с которым арбалетные болты пробивают человеческую плоть, затем решаюсь. Цепко ухватив за ногу, плавно втаскиваю раненого к себе. Медицинские рефлексы угасают медленно, нельзя просто так бросать человека умирать. В полутьме пещеры лицо раненого кажется белым как мел. Он коротко стонет, грязно ругается по-английски.
– Умоляю, тише, – шепчу ему на ухо на том же языке, одновременно зажимаю раненому рот, с опасением прислушиваясь.
– Эй, – с недоумением рычит чей-то голос прямо над головой, – а где моя стрела, я твердо помню, как всадил ее одному из мерзавцев прямо в сердце?
«И вовсе не в сердце, а в левое плечо, мазила!» – молча поправляю я хвастуна.
– Да-да, – подхватывает чей-то ехидный голос, – ты же у нас лучший из стрелков, прямо Аполлон, где же твоя хваленая стрела с красным древком?
Немедленно арбалетчики начинают смеяться, на все лады обсуждая кривые стрелы и неких хвастунов, что могут только языком молоть. Таким не арбалет надо в руки давать, а ручную мельницу, тогда бы толку вышло намного больше.
Взбешенный стрелок, рыча и плюясь от гнева, высказывает наконец мысль, которая еще минуту назад пришла мне в голову.
– Он жив, тот мерзавец, прячется где-то здесь, в камышах! – кричит обиженный арбалетчик. – Ищите его внимательнее, господа.
– Эй, не твоя ли там бултыхается стрела? – любопытствует кто-то из невидимых мне стрелков.
– Нет, уж я ни за что не промахнусь!
Ноющего пажа подзатыльником провожают в воду, его появление вызывает гомерический хохот. Искомая красная стрела насквозь пронзила довольно крупную рыбину, какую я вообще-то берег себе на обед.
– Рыболов! – стонут от смеха стрелки. – Отважный охотник на селедок! Он в китобои готовится, как руку набьет, так сразу и отправится в океан!
Вдоволь повеселившись, довольная собой компания срывается с места, на берегу вновь воцаряется сонное спокойствие. Когда все стихает, я осторожно убираю руку со рта умирающего англичанина.
– Кто это? – слабо шепчет он. На подобный вопрос так сразу и не ответишь. Я выбираю самый простой вариант.
– Друг, – пожимаю я плечами.
– Где мои спутники?
– Убиты.
– А где мы находимся?
Эк он соскучился по беседе, прямо трехлетний ребенок. Уйма вопросов накопилась, пока бежал от охотников.
– Где, где, – бурчу я, – в пещере, вот где.
Раненый с немалой силой хватает меня за плечо. Хватка у него железная, очевидно, еще один рыцарь на мою голову.
– Пообещай, – требовательно сипит он.
– Чего пообещать?
– Что доставишь письмо по назначению, а там получишь золото, много золота!
– Кому я должен доставить письмо? – Мне и в самом деле любопытно. Если умирающий просит так настойчиво, значит, дело важное.
– Господину Батисту Грандену, мэру города Бурбон.
– Согласен, – просто говорю я. – Где письмо-то?
Как я и опасался, на самом интересном месте раненый замолкает. Отмучился, бедолага. Убедившись, что на сей раз в засаде никого не осталось, вытаскиваю тело на берег, скидываю с себя всю одежду, выжимаю и развешиваю на кустах. Пока теплый весенний ветер и жаркое солнце дружно сушат мои пожитки, я тщательно обыскиваю труп. Искомое письмо в плотном двойном конверте бережно зашито в подкладку камзола. С интересом изучаю текст, по мере того как я вникаю в суть, брови ползут все выше и выше.